– Прекрати! Я не могу лечь в постель с тем, кого совершенно не знаю.

– Хорошо, – внезапно согласился Лаэрт, – сегодня на прогулке в парке я покажу вам нашего избранника.

Лаэрт не солгал – мужчина на самом деле был похож на Лаэрта, возможно в плечах был уже и чуть ниже ростом, но сходство было поразительным.

– Вам даже не придётся привыкать к нему долго. Просто представьте, что на его месте нахожусь я – вы ведь так сильно этого желали…

– Это осталось в прошлом, Лаэрт, – холодно отозвалась Эмилия. Отчасти на самом деле так и было. Но лишь отчасти. Внутри всё ещё горел огонёк симпатии и преклонения перед красотой Лаэрта, как перед статуями атлетов, выполненных рукой мастера.

Назначенный день наступил… Лаэрт сам лично отвёз Эмилию в снятые меблированные комнаты, соблюдая все меры предосторожности. Она же не находила себе места. От страха и осознания противоестественности происходящего её мутило, а тело сотрясал холодный озноб.

Маска, надетая на лице казалась удавкой, сжимающейся с каждым мгновением всё туже. Послышались шаги, замершие перед дверью. Лёгкий стук. Эмилия, поколебавшись, шагнула и распахнула дверь, впуская внутрь двойника Лаэрта. И едва мужчина с улыбкой переступил порог, кинулась прочь. Она сбегала по лестнице так поспешно, что едва не слетела с неё кубарем. Скинула маскарадную бархатную маску, втаптывая её каблуками в грязную лужу, и наняв экипаж, вернулась в поместье.

– Как всё прошло? – лениво поинтересовался Лаэрт поздно вечером.

– Никак! – вспылила Эмилия и разрыдалась, не вынеся нервного напряжения.

– Ну же, милая, перестаньте убиваться по таким пустякам. Выпейте, вам значительно полегчает…

Зубы клацнули о стекло стакана, но крепкое спиртное не лезло в горло.

– Выпейте же…

Лаэрт настойчиво пихал стакан в рот Эмилии. Она отбила его руку так сильно, что стакан вылетел, ударившись об стену.

– Не стоит обращаться со мной подобным образом! – злобно прошипела она, – как и пытаться спаивать мне неизвестно что. Я прекрасно помню твои слова о безвольной жертве…

– Не вынуждайте меня поступать по-скотски, Эмилия, – устало произнёс Лаэрт, – просто выполните свою часть сделки и поступайте так, как вам хочется…

– Хорошо, – внезапно произнесла девушка, – но не раньше чем через неделю…

Не станет же он в самом деле стоять и подслушивать под закрытыми дверьми. Он, с его брезгливостью к женскому полу… План Эмилии был прост. Муж купил услуги осеменителя? Она перебьёт его цену…

– За что вам заплатили? – в лоб спросила она у мужчины в следующий раз. Мужчина замялся на месте, а Эмилия продолжила сама, – я заплачу вам ещё столько же, если вы будете рассказывать нанимателю во всех красках, как пылко вы исполняете свои обязательства.

– Но…

– И если вам так того хочется, можете ублажать себя сами в соседней комнате, – Эмилия кинула кошель с золотом на стол, – а теперь прочь с глаз долой. Я хочу посидеть в тишине. Одна.

Долго ей так водить мужа за нос не удастся, и Эмилия это прекрасно осознавала. Рано или поздно Лаэрт заподозрит неладное и возможно даже наймёт доктора, способного держать рот на замке, чтобы проверить, почему она никак не понесёт… Но пока у неё была возможность дышать свободно, она её пользовалась.

***

Во всём остальном жизнь супружеской четы протекала в заведённом порядке: совместные прогулки и походы на светские мероприятия, с неизменной игрой на публике во влюбленных друг в друга супругов, совместная работа и обмен мнениями. Их брак напоминал симбиоз двух живых существ. С той лишь разницей, что для Лаэрта он был выгоден с любой стороны, в то время как Эмилия подбирала лишь жалкие крохи.

Иногда она зло иронизировала над сложившейся ситуацией: даже педераст устроился в жизни лучше неё, а в нынешнее время продвигается семимильными шагами к месту в высшей палате парламента. Их осведомитель и доброжелатель оказался в высшей степени полезным советчиком: намекал о готовящихся законопроектах, раскрывал некоторые постыдные секреты соратников Лаэрта, при помощи которых тот довольно легко устранил парочку конкурентов, держа их в узде.

Письма всегда приходили без обратного адреса. И согласно инструкции ответные послания нужно было отправлять до востребования на адрес почтового ящика, стоящего напротив обанкротившейся бакалейной лавки… Однажды Лаэрт пожелал выяснить, кто скрывается за этими посланиями, но в напрасном ожидании потерял целый день. А на следующий же день пришло письмо с просьбой не пытаться докопаться до истины, иначе помощь прекратится столь же внезапно, как и началась.

– Что от нас потребуется взамен?

– Услуга в будущем… Активная поддержка продвигаемого законопроекта. Не более того. Из намеков я понял, что наш осведомитель – человек, довольно приближенный к короне, но действовать в открытую не может. По вполне понятным причинам…

Уверенность Лаэрта передалась и Эмилии – он умел заражать своими идеями. В конце концов, переписка с «благодетелем» зачастую напоминала лишь разговор с хорошим знакомым, размышления на ту или иную тему. А размышлениям Лаэрт предавался весьма охотно, выстраивая одну теорию за другой, которые под диктовку излагала на бумаге Эмилия.

Так шло до тех самых пор, пока в одном из писем некто не поинтересовался мнением Лаэрта об одном из готовящихся законопроектов. Разумеется, уверял он, пока это только слухи, но всё же… Речь шла о разделении законодательной и исполнительной власти. По проекту, вся законодательная власть должна была сосредоточиться в руках парламента, в то время как короне – отведена роль лишь фигуры, исполняющей её… Лаэрт к тому времени настолько уверился в крепкий союз с благодетелем, что не колеблясь, изложил все свои соображения. Честолюбие и амбиции сыграли не последнюю роль.

А потом… Потом наступила та ночь, выбившая почву из-под ног супружеской четы Солсбури. Обыск, погром и заключение под стражу в вонючие, сырые камеры. Отдельно друг от друга. Черновики отправляемых ими писем и ещё парочка посланий, неизвестно как оказавшихся в руках следствия. Те, в которых Лаэрт особенно остро изгалялся над некоторыми видными фигурами или вскользь упоминал тех, кого подвинул на пути к своей цели. И та парочка писем с обсуждаемым законопроектом…

Письма попали не в те руки? И таинственный благодетель испарился, словно в воду канул. Лаэрт раскололся довольно быстро. Он был умён и отдавал себе отчёт в том, что вся его карьера пошла прахом, потому не видел смысла отрицать хоть что-либо. Подобное поведение можно было понять и даже принять, если бы при том он не пытался перенести часть вины на свою супругу. Эмилия наивно полагала, что супруг поступит как благородный человек. Он всегда казался ей исполненным благородства. Но то была лишь видимость, просто его внешность была обманчива.

Лаэрт потерял всё, но хотел сохранить то немногое, что у него осталось – жизнь. А сделать он это пытался путём переложения части вины перед Короной и на свою супругу… Другой бы на его месте сказал, что супруга лишь писала письма под диктовку, но Лаэрт… К тому же при более тщательном осмотре нашлось немало книг, посвященных политике с личными заметками Эмлиии. Петля затягивалась… Эмилия надеялась на суд, на котором им бы предоставили слово, но следователь грубо оборвал: